Эйфория переезда исчезает в считанные месяцы. Ницца быстро исчерпывает свои трюки: карнавал перестает радовать, устрицы приобретают металлический вкус, а нудисты появляются в самых неожиданных местах, как кожная сыпь.
Впрочем, Средиземноморье по-прежнему сказочное, закаты сиреневые, солнце жаркое. Этот юг и эта Ницца тревожили еще
Тютчева. Итальянские (когда-то Ницца была итальянским городом) улочки моей памяти хранят вкус мороженого из маслин и почти летний ветер декабря.
АбрикосыНицца – абрикосовый город: дома в старом центре покрашены в желто-оранжевые оттенки; плодово-шафранный сочится из холстов ниццких художников; солнце висит перезревшим фру
ктом.
Абрикосы – это лучшее, что в сезон встречается на рынке Cours Saleya. Они невероятно сладкие. Я забегала за ними по утрам, где-то около восьми, чтобы позавтракать. Российские абрикосы нередко бывают нежно-зелеными или даже белыми. Здесь я ни разу таких не видела.
С абрикосами могут конкурировать лишь маленькие дыньки. Сезонная клубника не впечатляет: лучшую выращивают в местности под названием Carros, но даже она – бледное подобие русской садовой земляники. Черника и ежевика похожи на то, что продают у нас в супермаркетах: мало, дорого и безвкусно. Хороша черешня, прекрасны спелые манго, лишенные привычного вкуса хвои. Но вообще, конечно, Cours Saleya – рынок для туристов. Толпы народа, много русских, причем каких-то совершенно невообразимых: матроски, золотые цепи, татуировки. У прилавков время от времени слышится: «Мань, давай затаримся виноградиком!»
Я дружила с одной торговкой: она ост
авляла мне кулечки с ягодами и бережно упаковывала фрукты сразу в несколько бумажных пакетов. Я привезла ей брелок с матрешкой. Французы ждут от тебя стереотипов. Хозяин одного ресторана спрашивал меня про старообрядчество в Сибири.
Покупать на Cours Saleya ежедневно – дорого. Лучше отовариваться у знакомых молочников, мясников, булочников. Но я некоторое время жила буквально в двух шагах от знаменитого рынка и поэтому соблазнялась чаще, чем следовало. Например, по воскресеньям ходила туда за круглой обсыпанной сахаром бриошевой булкой. Она, кажется, называлась la lune (луна). Думаю, из-за формы.
Я называла Ниццу по-разному: сначала – второй родиной, потом – мертвым городом. Одно другого, конечно, не исключает.
