– Насколько наших принимают на Западе? То, что они оккупировали Майами и Куршавель, не значит, что они стали своими в Европе и Америке? – Наши – это такая раковая опухоль. Трендсеттеры
Прохоров и
Потанин, которые сделали модным Куршавель, не желали этого. Рустам Тарико первый приехал на Сардинию, и это место стало must. За лидерами обычно тянутся друзья, за друзьями собутыльники, за собутыльниками прихлебалы. Дальше это все обрастает некими смыслами, которые не были изначально заложены. А потом место просто умирает.
– Раньше было модно считаться дизайнером интерьеров или галеристкой, чтобы не быть подписанной в светской хронике «спутницей» известного человека. Что сегодня в тренде? – Сейчас они, по-моему, все студентки. МГИМО, Лондонской школы экономики – всего, чего угодно. Кстати, недавно прошел конкурс «Мисс Россия», где в этом году главным призом стало бесплатное обучение в любом высшем учебном заведении в любой стране мира. Теперь победительница сможет стать студенткой, а это очень важно: раньше дарили
бриллианты и
автомобили, а теперь – возможности. Девушки ведь тоже меняются – как бы инстинктивны ни были их помыслы и действия, они понимают, что образование и социальная принадлежность крайне важны. Новое поколение сегодня совсем другое – их не принимали в пионеры, они говорят на английском и французском, учились в западных школах и интегрированы туда с детства. Они-то как раз не поедут в
Майами, Куршавель и еще куда-то лишь потому, что там много русских.
– Значит ли это, что светская дикость прошла и сформировался слой «новой буржуазии»? – Что значит «светская дикость»? Я тут писал для Tatler текст про Каннский фестиваль, на который ездил с 1991 по 1998 год, 20 лет назад. Там было меньше светскости, в том смысле, что Chopard не устраивал какие-то дикие приемы, а главным светским мероприятием был amfAR и прием
Шэрон Стоун – она была тогда актриса №1 после «Основного инстинкта». Проводился сбор средств для борьбы со СПИДом – болезнью, с которой тогда боролись буквально все. Сейчас СПИД стал какой-то оспой, чумой – болезнь существует, кто-то ею болеет, но это уже не настолько модная болезнь, какой она была 15 лет назад. Тогда, в 90-х годах, на фестивале появились
Павел Ващекин,
Наталья Ветлицкая и
Олег Бойко – они были другими русскими и по-другому выглядели, чем какие-то люди в красных пиджаках с закатанными манжетами. Они были веселыми, светскими, с шальными деньгами, и их принимали. А сейчас люди, которые приезжают на Каннский фестиваль, как-то менее приняты, потому что есть киномир, а есть светскость по поводу киномира. В 90-х годах это все было объединено.
– Я не совсем про это – скорее про манеры и представление о своем статусе в контексте нашего высшего общества. Например, когда Деми Мур и Эштон Катчер заехали в один известный московский клуб, они стояли на морозе в общей очереди на фейсконтроль и даже не думали пролезть вперед. Наши звезды и светские персоны так не умеют, они переполнены провинциальным чувством собственной значимости. Тимати, например, обставляет свои приезды кортежем из трех лимузинов с кучей охраны, и там разве что не палят в воздух. – На уровне нашей деревни Тимати – звезда. А звезда должна вести себя особым образом и не стоять в очереди на фейсконтроль. Ну, звезды у нас такие, что делать!
– Кого из светских обозревателей вам интересно читать? – У нас их немного –
Божена Рынска и
Женя Милова. Честно говоря, я не слежу за всем этим. Если мне попадаются колонки Божены, то я их читаю. Как правило, это блестяще написанные истории, да и сама она забавный и интересный персонаж.
